Я не знаю, что со мной творится

Я не знаю, что со мной творится,
Все выходит как-то невпопад,
Вот и предпоследняя страница —
Пустоцвет, да тусклый свет лампад.

Скакуном арабским мчится время,
Как вода, сквозь пальцы льется жизнь.
В дикой скачке оборвалось стремя,
Не до лавров, брат, теперь держись.

На ладонях кровь и кровь из носа,
Поворот и полетел с седла,
Как же вышло так? — вопрос вопросов,
Я глупец? Или судьба подла?

Может, чем-то Господа прогневал?
Может, где-то черту насолил?
Нет, не ангел был, и, видит небо,
Всех грехов еще не отмолил…

Гаснет день, столб пыли на закате,
Как ковыль, затоптан и забыт.
Девять грамм сейчас пришлись бы кстати, —
Сердца рысь унять, да стук копыт.

Мне не стать Карузо и Феллини

Мне не стать Карузо и Феллини,
Марадоной стать не суждено,
Лавры Баха, Листа, Паганини,
Заслужить мне также не дано.

Никогда не стать мне президентом,
Дипломатом тоже мне не быть,
Не видать мне крупных дивидендов,
От талантов, что пришлось зарыть.

Как патрон в стволе взорвалось время,
Но рукою злой был сбит прицел,
Залп картечи — рикошетом в темя,
Только чудом и остался цел.

Жизнь носила по горам и весям,
Глупой птицей бился о стекло,
Не пою давно веселых песен,
В бурном море потеряв весло.

Лодку жизни било в борт цунами,
Выносило к райским островам,
Боль утрат, пощечины словами
Пережить пришлось мне, как и вам.

Тосковал на мелях и на рифах
И распятым повисал в бинтах,
Мудрости набравшись в лабиринтах,
Просолился в штормовых ветрах.

Вот и Каспий — милый порт приписка,
Позади круиз, закончен путь.
Только память, враг мой самый близкий,
Раны бередя, не даст уснуть.

Взор ласкает море, солнце, внуки,
Так куда же я спешил тогда?!
Сквозь слезы туман тяну я руки,
Не вернуть, как сон, мои года…

Как боксер на ринге, я с самим собой

C рожденья и до самой смерти
каждого человека сопровождают ангел-хранитель и дьявол.
Ангел-хранитель находится сзади за правым плечом.
Все добрые поступки мы совершаем благодаря его подсказкам.
За левым же плечом находится дьявол, или лукавый,
который подталкивает нас к подлым поступкам,
мерзости и радуется, когда ему удается воплотить
через нас свои черные замыслы.
Поэтому, если мы задумали что-либо
доброе, хорошее, чистое, — мы плюем через левое плечо,
дабы обезопасить свои добрые намерения от его козней.

Как боксер на ринге, я с самим собой,
А вокруг натянутые нервы,
Тот, который справа, еще рвется в бой,
Понимая, что не будет первым.

А который слева, — он не джентльмен,
Он подлец по жизни — бьет без правил,
Черная душа, не лирик, не спортсмен,
Бог-судья смолчал и не поправил.

Справа ангел чистый, он хранит меня,
Душу мне от скверны сберегает,
Но борьбой измотан, и день ото дня
Его силы, как сугробы, тают.

А лукавый слева, он, коварный бес,
Совращает к подлости, порокам,
Он сначала в ухо, потом внутрь влез,
Испоганив душу ненароком.

Он меня толкает на ужасный путь,
Шепчет гнусь, мерзавец, и смеется,
Он почти что Я, сжимает сердце жуть,
Страшно думать, если он дорвется.

Он уже почти что влез на пьедестал,
Тот, что справа, в гроги пребывает,
Бог-судья все видел, но свистеть не стал,
И лукавый душу обживает.

Этот спарринг длится уже много лет
За спиной моею бьются двое,
Плюй, не плюй, его приоритет
Ни молитвой, ни крестом не скроешь.

Как боксер на ринге, я с самим собой,
А вокруг натянутые нервы,
Тот, который справа, еще рвется в бой,
Зная, что уже не будет первым.

Всё наладится, верь, всё устроится

Всё наладится, верь, всё устроится,
Даже то, что наладить нельзя,
Нам поможет Всевышний и Троица,
Так что — головы выше, друзья.

У вагонных окошек стояния,
Земляков непривычная речь,
Будет горечь разочарования,
Будут слезы нечаянных встреч.

Будут страхи, сомненья, терзания,
Трель звонка в постаревшую дверь,
И томительный миг ожидания,
Скоро будет, ты главное — верь!

Будет стол, будут вилки, салфеточки,
Много слов, много слез и вина,
И басящие, бывшие деточки,
И хмельного застолья волна.

А потом будут ночи с желанною,
Привыкание к сну в тишине,
К новым звукам и запахам, ванная,
Тики судорог в лагерном сне.

Будут будни, мытарства бумажные,
Будут дрязги, конфликты в быту,
Даже мысли мелькать будут страшные —
Не подбить ли
              жаканом
                           черту..?

Пусто-пусто

Рассмеялся бы, но не смешно,
А напротив — досадно и грустно,
Повалились, как цепь домино,
День на день, а в конце пусто-пусто.

Пусто-пусто, и все позади,
Для рывка нет ни силы, ни духа,
И колотится в чахлой груди
Мой мотор аритмично и глухо.

Не ценил ни минут, ни часов,
Растранжирены лучшие годы,
Опрокинула чашу весов —
Гроздь ошибок тщеславью в угоду.

Мало проку, что много узнал,
Для меня только ценен мой опыт,
Перед финишем еле догнал
Сам себя, но наградой мне хохот

Тех, кто, путь свой недавно начав,
Не дошел до его середины,
Шалый ветер в окно постучал
Мне подкрашенной веткой рябины.

Ухожу, но ты не обессудь

Ухожу, но ты не обессудь,
Я боюсь, хлебнем мы вместе горя,
Лучше ты пока одна побудь,
Чем со мной, но по неделе в ссоре.

Нас с тобой на годы развела
Жизнь и это все сейчас сказалось,
И сирень, что в мае отцвела,
До июля чудом продержалась.

Ты уже привыкла жить одна,
Ты и сын — твой бог и повелитель,
Чашу чувств испили мы до дна,
Держит вместе память да обитель.

Не спеши, родная, проклинать,
Без тебя мне тоже будет трудно,
Станет меня совесть распинать
День за днем мучительно и нудно.

Но поделать ничего нельзя,
Согласись, хоть это непривычно,
Мы встречаться будем, как друзья,
И… прощаться, что вполне логично.

1 2 3 4 5