Расстрел

Их было шесть человек. В шинелях. С винтовками и пристегнутыми к ним штыками. Снег скрипел под ногами. Была глубокая ночь, а может раннее утро, но было еще темно. Меня вели через приволжский ильмень в сторону ЦКК. Во главе расстрельной команды был начальник тюрьмы – Жуков. Он шел слева от меня, чуть позади шли солдаты.
Женя, неужели вы меня и вправду расстреляете? Неужели ничего нельзя сделать?!
А, что я, Серега, могу сделать? У меня приказ и если я его не выполню, то сам окажусь на твоем месте!
Но, как же так?! Я, ведь, никого не убил, не изнасиловал! За что меня расстреливать??!!
Ну не могу я, Серега, тебя отпустить! Не могу!! Ты понимаешь, н-е-е мо-гу!!!
Да, пошел ты тогда на …, животное! — В сердцах бросил я и, плюнув в его сторону, отвернулся.

Тем временем, мы подошли к асфальтированному «грейдеру», как в народе называли автотрассу «Астрахань – Волгоград». Когда я перешел через дорогу, раздалась команда «моего приятеля Жени»: — Стоять!!

Повернувшись, я увидел своих конвоиров, ставших в шеренгу и как в кино, приставивших винтовки к ноге. Между нами было чуть больше десяти метров. Было по-утреннему тихо. В свете неоновых фонарей медленно и тихо падал пушистый снег. С застегнутыми за спиной наручниками, непокрытой головой, в какой-то шинели нараспашку, я стоял лицом к своим убийцам. Раздалась команда:Приготовиться!

Солдаты подняли винтовки и стали в меня целиться. Странно, но страха не было. До конца не осознавая весь ужас происходящего и еще не веря в реальность того, что это происходит со мной, я глядел на них широко раскрытыми глазами. Видимо, решив скорее покончить с этим неприятным для него делом, Жуков резко поднял и тут же опустил руку: — Огонь!!!

В последний момент, повинуясь инстинкту самосохранения, я резко повернулся к стрелявшим правым боком. И до сердца дальше и мишень поуже. А вдруг кто-нибудь да и промахнется…. это была последняя мысль…

…Мои руки лежали на чьих-то плечах, ноги волочились по мерзлой земле. Какие-то люди, поддерживая меня с двух сторон, куда-то тащили… Вновь я очнулся на обитом жестью холодном столе, в какой-то холодной времянке с низким, паутинно-пыльным потолком. Прикрытый пропитанной кровью шинелью, я с трудом приоткрыл глаза. В туманной пелене проявились лица, склонившихся надо мной, Вовчика и его жены Галки. Из ватной тишины донесся голос Усатого: — Сережка, Сережка, ты живой?! Сережка, Сережка…

Вовка, он живой!! Его надо скорее отвезти к бабе Любе…

… Бог меня хранил. Трое из стрелявших промахнулись. А, быть может не захотели брать грех на душу и сознательно стрельнули мимо. Кто теперь скажет? Две пули, пробив легкое, прошли навылет рядом с сердцем, а третья – насквозь прошила предплечье правой руки. Весь в бинтах и примочках из каких-то трав, которые готовила добрая, чем-то похожая на мою бабушку-Зину, бабулька, — я быстро шел на поправку. И уже недели через две начал делать первые шаги по комнате.

В небольшом домике, где меня выхаживали, кроме колдовавшей надо мной бабы Любы, жила ее пятнадцатилетняя внучка — Катька. Сначала эта глазастая, симпатичная девчонка, лишь робко заглядывала в приоткрытую дверь закутка, где стояла моя кровать. Позже, она осмелела и стала заходить в мою комнату вместе с бабулькой, когда та, бормоча под нос какие-то молитвы, окуная тряпочки в пахнувший полынью раствор, делала мне очередную перевязку. Кареглазая, с двумя смешными хвостиками из русых волос и уже не детскими формами, Катька с любопытством за мной наблюдала. Постепенно мы с ней стали разговаривать и даже подружились. А через месяц, когда мои раны почти затянулись, и я уже свободно передвигался по комнате, эта стрекоза с озорными глазками, стала по-детски со мной заигрывать. Не зная, как меня растормошить, она корчила рожицы, показывала язык, дразнила и убегала. Подыгрывая, я делал резкое движение, дескать, сейчас догоню… Эта игра Катьке нравилось, она визжала от восторга и со смехом убегала. Однажды, она подошла слишком близко и когда я, в очередной раз сделал вид, что гонюсь, она, показалось нарочно позволила себя поймать. От ее разгоряченного тела пахло чистотой и юностью… Но вместо того, чтобы попытаться вырваться, Катька внезапно прижалась ко мне всем телом и закрыв глаза, неумело ткнулась своими пухлыми губками в мою щетину. Крепко ухватив за попку, я прижал ее к стенке и начал иступлено целовать. Свежие раны болели от перенапряжения, но я не мог остановиться. Не в силах оторваться от этого чуда, я жадно вдыхал цветочный аромат ее юного тела, целуя ее выпрыгнувшие из халатика грудки и пухлые губки, глаза, щеки, нос. Еще мгновение и мое тело пронзила сладкая истома…

… Открыв глаза, я увидел грязную стенку тюремной камеры и  тут же почувствовал, что трусы у меня спереди как-то неприятно подмокли… О, Господи, спасибо тебе за этот сладкий кошмар… 

(отрывок из книги)


«…Он у меня будет сидеть!»

Эта история произошла несколько лет назад…

Как-то в чудный апрельский день, ближе к вечеру жена поехала на машине в поселковый детский садик за сыночком. Какое-то время они поиграли на детской площадке, а потом поехали к огороду нашей знакомой — тети Тани. Но той на участке не было.  Они вышли из машины и, бросая кусочки недоеденной булки, чьим-то, бродившим рядом курочкам, вслед за курочками оказались в проулке, где были какие-то сараи. Когда скормив курочкам весь хлебушек, они пошли обратно к машине, им встретился какой-то мужик в черных «шпионских» очках и небольшим ломиком в руках. Проходя шатающейся походкой мимо, он неожиданно замахнулся на них ломом:

—                     У, суки, по сараям здесь лазаете!!

Жена, прикрыла собой ребенка и попыталась проскочить мимо. И ей это удалось, но старый негодяй запустил ломом в них. (!!!).  Ольга увернулась и лом упал рядом с ней.

—                     Вы, что с ума сошли?! Зачем нам нужны ваши сараи?!

Тем временем мужик нагнулся, поднял с земли половинку кирпича и бросил в них но, слава богу и на этот раз не попал. Подталкивая мальчика, жена быстро побежала к машине. Сев, она начала звонить мне и крикнула мужчине — «сейчас приедет муж и он с вами поговорит». Завела машину, но видимо перенервничав, резко тронулась, буксанула, в общем, не смогла выехать из лужи, и застряла. Не зная, что делать, она вышла из машины. Мужик в черных очках, стоя метрах в десяти, продолжал обкладывать ее матюгами. Она попыталась его урезонить, но тот еще больше возбудился, забежал в свой сарай и выскочив с топором в руках, кинулся на нее. Не на шутку испугавшись, она быстро села в машину, заблокировала двери и опять позвонила мне…

…В это время у нас в доме (в двух километрах от того места), шел ремонт, точнее, его финальная часть. Рабочие оббивали «вагонкой» кухню. Услышав ее сбивчивый рассказ и плач сына, я попросил их бригадира отвезти меня в поселок и минут через десять мы со Славкой уже были на месте. Меня трясло от бешенства. Как он посмел?! Животное! Кто бы он ни был, я его затопчу… даже если его фамилия… путин! Выскочив из машины, я обшарил все закоулки, но нигде, в том числе и в сарае, куда он, по словам жены забежал, его не было. Видимо, все же испугавшись, он через лазейку в заборе убежал в лес.

Его сосед по сараям, невысокого росточка — пенсионер Григорий, рассказал нам со Славкой, что «дед бросался на женщину и ребенка с топором». Втроем мы вытолкали нашу машину, и уехали домой. По дороге, успокаивая сына, я сказал, что «мы с этим мужиком еще разберемся…».

На следующий день, когда забрав мальчика из детского сада, мы сели в машину, сынок говорит:

— Папа, а когда ты будешь разбираться с тем мужиком, который в твою жену ломом кидал?

Нет, ну не жопа, не «в нас с мамой», не «в меня», а именно подчеркнул — «…в твою жену…».

— Да, вот сейчас, сынок, поедем и разберемся.

На месте вчерашнего инцидента мирно сидели на лавочке пожилые мужчина и женщина. Жена узнала их вчерашнего обидчика.

Мы подошли к ним. Раньше я видел в поселке этого сухощавого, но еще довольно крепкого мужичка, он был лет на десять старше и мы даже кивали друг другу при встрече, но знакомы не были.

— Мужик, ты помнишь, что ты здесь вчера вытворял?

В ответ он пробурчал, что-то невразумительное. Женщина стала его активно защищать, дескать, он никогда никого не трогает, а дозвонившись к кому-то по телефону, стала рассказывать, что здесь, якобы, избивают деда. Мы с женой начали было рассказывать, что вчера сделал этот «никого не трогающий» пенсионер, но его жена ничего не хотела слушать: «… этого не может быть, он никогда никого не трогает…».

— Вот со мной рядом стоят женщина и ребенок. Извинись перед ними – пытался я достучаться до него. Но вместо того, чтобы, как-то загладить свою вину и сказать хотя бы пару слов сожаления о случившемся, этот урод замахнулся на меня своей клюкой «понаехали тут!», «пошел на …!».

Где бы я ни был, я никогда и никому не позволял себя посылать… безнаказанно. Уже не контролируя, я автоматически въехал кулаком по его роже. Женщина заголосила:

— Убивают! Помогите!

Откинувшийся на лавочке мужик побледнел, на нижнюю часть его лица и рубашку капала кровь из разбитого носа.

Минуты через две в проулке показался и направился к нам мужчина средних лет, видимо, их родственник. Пытаясь не допустить эскалации (если он на меня кинется, мне придется его бить) я пошел ему навстречу, объясняя ситуацию, но ничего не желая слушать, он отмахивался, отходил в сторону и с кем-то говорил по телефону.

— Да, да! Тут деда избили! Да, да! Высылайте наряд по адресу…

Тем временем, мужик уже оклемался, кровотечение остановилось. Дабы не травмировать ребенка, группу захвата мы ждать не стали, а потолкавшись там еще несколько минут, направились к машине.

— Милиции мы не боимся, потому, что правы на сто процентов, но ждать их здесь не собираемся. Где мы живем, вы знаете. Если что — пусть приезжают домой.

Дома, по моему настоянию, жена написала два заявления — в милицию и в прокуратуру.

— Ставь сегодняшнее число и пусть, на всякий случай, они лежат дома…

Через три дня я через окошко увидел, что на дороге перед нашим домом остановился милицейский УАЗик из которого вышли два мента. Один из них был нашим участковым с папкой, в руках второго был автомат. Я понял, что это по мою душу и вышел им на встречу. Поздоровался, представился и в деталях рассказал о том, как мужик бросал лом, кирпичи и как кидался  с топором на мою жену и сына. Заодно отдал, написанное женой еще три дня назад, заявление в милицию. Единственное о чем я умолчал, так это о том, что ударил его по морде. Объяснив это так: «Он послал меня на … и замахнулся палкой, я ее перехватил и хотел у него вырвать, но он не отпускал. Я дернул сильнее и он, не удержав равновесия, ударился носом о перила лавочки…».

Круглолицый участковый, 30-летний — Александр Сергеевич, на капоте уазика записал мое объяснение и они уехали за показаниями моей жены, которая в это время была в райцентре у племянницы. Из разговора с ментами я узнал, что «потерпевший» лежит в районной больнице с «сотрясением мозга» и что он написал на меня заявление, дескать я избил его какой-то железкой. (Раньше я думал, что у дураков сотрясений мозга не бывает. Потом понял, что наоборот, когда мозги не полностью заполняют черепушку, они перманентно сотрясаются. Причем, как правило, — от воздействия извне). Ну, это ладно. Но, как эта скотина посмела написать заявление, ведь он-то точно знает, что не просто не прав, а конкретно виноват?!

Пообщавшись с поселковыми приятелями, я выяснил, что «погоняло» у того мужика – Прохиндей, по жизни он мелкий аферюга, в советские времена возил какого-то начальника, что его взрослый сын работает контролером в электричках, а внук – в милиции, что «…бухать он сейчас вроде не бухает, но какие-то «фанфурики» на спирту втихаря пьет…».

Внимательно выслушав, «лучший адвокат района», к которому по рекомендации моего приятеля Славки,  я на всякий случай заехал на следующий день, был немногословен: «… дело неоднозначное,… надо подавать встречное заявление… нежелательно, чтобы потерпевший пролежал в больнице больше 21-го дня, иначе вам могут вменить «особо тяжкие», а по ней санкции строже.… Если у вас есть свидетели или найдутся веские контраргументы, то, думаю, особых сложностей в суде у вас не будет…». Ничего нового для себя я, в общем-то, не услышал, но получив за пятьсот рублей подтверждение своему видению ситуации, вышел из его кабинета более уверенным.

Сначала я «запустил» в палату к Прохиндею своего приятеля, поселкового рубаху-парня Леху, который был с ним «в хороших». Мол, так и так, все в этой жизни бывает, Сергей  не хотел, он переживает, что так получилось, но и ты тоже не прав… Короче, вот тебе 20 тысяч на лечение, забери свое заявление и в расчете…».

На что старый  барбос ему ответил:

— Мне его денег не надо. Ничего я забирать не буду. Он у меня будет сидеть!!

— Что, Леха, так и сказал – «он у меня будет сидеть»?!

— Да, Серега, он настроен очень серьезно и отступать не собирается…

Нет, ну не животное?! Да, его счастье, что это случилось сейчас, а не в моей дикой молодости и слава богу, что я был абсолютно трезвым. Иначе, за своих родных я просто забил бы его, как собственного ишака!!

…Эмоции эмоциями, но сидеть за этого урода я не собирался. Выяснив, где живет наш единственный свидетель — пенсионер Григорий, я прихватил диктофон и пошел к нему домой.

— Григорий, я понимаю, что вы с ним соседи по сараям, общаетесь, выпиваете другой раз и тебе не хочется портить с ним отношения. Я, конечно, маленько погорячился и хотел было загладить свою вину, но он деньги не взял и намерен меня посадить. Но, согласись, — это не справедливо! Ты же там был и все видел. Расскажи честно, Григорий, как все было в тот вечер?

Незаметно включив диктофон, я на всякий случай записал самые, что ни на есть чистосердечные показания Григория. «Да, я видел, как он кидал в женщину и ребенка лом, потом камень, потом выскакивал на нее с топором…»

— Спасибо тебе Григорий, — ты справедливый, настоящий мужик. Моя судьба, Гриша, сейчас в твоих руках. Только ты сейчас можешь мне помочь. Помоги мне, Григорий!

— Да, я чего… я не против, … почему не помочь?

— Ну, спасибо тебе. Завтра я за тобой заеду и мы съездим в милицию. Все, что от тебя требуется, это рассказать всю правду участковому. Могу я на тебя рассчитывать?

— Ну, а почему нет? Я тебя знаю, ты хороший человек. Он сам виноват, я все видел и все расскажу.

На следующий день, пока я с диктофоном в кармане (ну, а вдруг, свидетель передумает говорить под протокол?), топтался в коридоре милиции, (из кабинета  меня попросили) Григорий дал свидетельские показания и расписался в протоколе.( Дай тебе Бог здоровья, Гриша…прости, что сомневался в тебе…).

А еще через два дня я отвез участковому две справки. В той, что из детской поликлиники говорилось, что причиной ночных кошмаров появившихся у нашего четырехлетнего сына, могут быть «пережитые им сильные душеные волнения». Вторая — из московской клиники гинекологии — подтверждала, что случившийся у моей жены выкидыш, — следствие сильного стресса…

Ну, что ж, теперь и мы к суду готовы. Ну, а кто из нас будет сидеть – пусть этот самый суд и решает. Видит бог, не я его затевал…

…Из больницы, как он не упирался, Прохиндея выперли через две недели и, после беседы с участковым, он забрал свое заявление…